Love of My Life. На всю жизнь - Страница 79

На могиле Луки стояло черное мраморное надгробие, почти полностью заваленное цветами.

Я, конечно, понимала, что члены семьи обязательно придут сегодня на кладбище, но меня потрясло невероятное количество цветов, и я ничего не знала о надгробии. Со мной никто не посоветовался. Они даже не соизволили сообщить мне о том, что собираются его установить.

Я подошла поближе и с замиранием сердца прочитала надпись, выбитую на мраморе:

Светлой памяти Луки Феликоне

Горячо любимого сына и брата

Ты вечно будешь жить в наших сердцах

Любящие и помнящие тебя

Анжела, Маурицио, Карло, Стефано,

Марк, Фабио и Натали.

И все. И больше ничего.

Ни слова о том, что Лука был еще и любимым мужем.

Ни слова обо мне.

— Вы немного опоздали, дорогая, — послышался ласковый голос за моей спиной. Это был кладбищенский смотритель.

— Да, действительно, — дрожащим голосом ответила я.

— Сегодня какой-то особенный день?

— Да, — сказала я. — Сегодня ему бы исполнилось тридцать пять лет.

— Я так и подумал. Примите мои соболезнования.

Я улыбнулась печальной вдовьей улыбкой, чтобы скрыть те чувства, которые бушевали в моей груди, и спросила:

— Они приходили все вместе? Я имею в виду членов семьи.

— Да. Какая жалость, что вы опоздали. Это была такая красивая церемония. Пришло не меньше двадцати человек.

От горы лишенных воды цветов уже исходил сладковатый запах гниения. Для меня это место перестало быть могилой Луки. Я не знала, где находится мой любимый муж, но чувствовала, что он далек от меня как никогда.

Смотритель ушел, а я еще долго стояла у могилы и смотрела на надгробие, из-за которого я теперь была навечно вычеркнута из жизни Луки. Мусор, оставшийся после поминок, на которые меня не пригласили, еще не успели убрать, и он со всех сторон окружал могилу.

На меня навалилась черная тоска. Мне вдруг стало холодно и неуютно. Где-то вдали пророкотал гром, возвещая о приближении грозы.

А потом со мной произошла странная метаморфоза.

Во мне как будто что-то перевернулось. В груди начал закипать гнев. На смену тоске пришла злость. Причем не обычная злость, а самая настоящая безудержная ярость.

Я развернулась, сняла сандалии и босиком побежала вниз по склону холма. Я промчалась мимо смотрителя с его тачкой и молодого человека с ребенком, запрыгнула в свою машину и, взвизгнув шинами, резко сорвалась с места. Я не помню, как доехала до Портистона, но помню, что ощущала небывалый прилив энергии и дикую злость. И это было замечательное ощущение.

Я резко затормозила на стоянке возле «Маринеллы», выскочила из машины, захлопнув дверцу с такой силой, которой в себе даже не подозревала, и взбежала по ступенькам. Я распахнула входную дверь. Толчок был настолько мощным, что ручка двери ударилась о стену ресторана. Это произвело желаемый эффект. Родственники и друзья семьи, которые собрались, чтобы отметить день рождения Марка, замолкли на полуслове и как по команде обернулись в мою сторону.

Зал ресторана был украшен для предстоящего торжества, но более скромно, чем обычно. Столы были застелены красивыми скатертями, и на них стояли вазы с цветами и бутылки с вином, но не было ни воздушных шариков, ни разноцветных транспарантов с пожеланиями счастья и здоровья. Дети были одеты в праздничную одежду.

В последний раз я видела такое количество собравшихся вместе родственников и друзей семьи на похоронах Луки. Среди соседей и знакомых Анжелы и Маурицио я заметила нескольких одноклассников Марка и Луки. Здесь были Карло и Шейла с ее плоским постным лицом. Фабио, даже не заметивший повисшего в воздухе напряжения, спокойно стоял за стойкой и протирал бокалы. Маурицио, наверное, был на кухне, а Анжела, со стопкой тарелок в руках, стояла в непосредственной близости от меня. Натали, приложив руку к животу, в упор смотрела на меня. Рядом был Марк. Мой дорогой Марк. Мой утешитель, любовник, исповедник и единственный человек во всем мире, который понимал всю глубину моего горя. Он стоял рядом с Натали, обнимая ее за плечи. Удивительным образом моя злость выплеснулась наружу одновременно с первыми раскатами грома.

— Оливия, — невозмутимо приветствовала меня Анжела. Поставив тарелки на стол, она шагнула ко мне, протягивая руку. — У нас у всех сегодня был тяжелый день. Почему бы тебе не присесть, не выпить вина и…

— Не прикасайся ко мне! — произнесла я каким-то чужим голосом и оттолкнула ее от себя с такой силой, что она, отшатнувшись, задела стол. Стол накренился, и тарелки с грохотом посыпались на пол. Все затаили дыхание. Я была в ярости. Я чувствовала себя сильной. У меня открылись глаза. Я впервые поняла, что на самом деле представляют собой эти люди. Мне наконец открылась правда о семье Феликоне.

— Лив…

Марк сделал шаг вперед. Его лицо было бледным и напряженным.

— Лив, дорогая…

— Ты знал! — выкрикнула я, впившись взглядом в его лицо. — Ты наверняка знал о надгробии и ничего мне не сказал! Не смей приближаться ко мне! Мерзавец!

— Нельзя ли обойтись без грубостей? — попытался вмешаться кто-то из соседей.

Марк беспомощно развел руками.

— Я не хотел тебя расстраивать. Пожалуйста, Лив…

— Пожалуйста что?

Вспышка молнии ярко осветила ресторан, и я увидела лицо Натали. Я готова была поклясться, что она выглядела абсолютно счастливой. Она радовалась тому, что я сорвалась. Внезапно мне пришла в голову мысль, что вся эта история с надгробием была спланирована ею и Анжелой, чтобы выставить меня сумасшедшей.