— Ну, что нужно идти по пути наименьшего сопротивления, и тому подобная ерунда.
Я смотрела на нее непонимающим взглядом.
— Господи, Лив, это же так просто. Если тебе сильно не хочется чего-то делать, не делай этого.
— Ты хочешь сказать, что Лука не должен жениться на Натали?
— Конечно, не должен. Его родители все за него решили, когда он был еще почти ребенком. В наше время это абсолютная нелепость.
— Хм, — задумчиво произнесла я. — Но я присутствовала при том, как Натали выбирала свадебное платье. Она показалась мне абсолютно счастливой и довольной.
Аннели загасила сигарету в пепельнице с эмблемой пива «Каридж», которая стояла на деревянном столе между нами.
— Натали просто не знает ничего другого. Анжела долго вбивала ей в голову романтические бредни о том, что она обязательно будет счастлива с Лукой, и та поверила в это, потому что хотела верить. Мне жаль ее. Ведь в конечном счете больше всех пострадает именно она.
— Это ужасно, — сказала я.
— Я знаю, что ты не любишь ее, Лив, но она действительно славная девушка. К тому же она немного боится тебя.
Я поперхнулась пивом и закашлялась, ловя на себе неодобрительные взгляды пожилых завсегдатаев «Черного Лебедя».
— Натали боится меня? С чего бы это ей меня бояться? Она всегда смотрела на меня свысока.
Аннели покачала головой и допила свое пиво.
— Тем не менее она боится тебя.
— Но почему? Что я могу сделать такого, чего бы ей следовало бояться?
Аннели пожала плечами.
— Я не знаю.
Мы сменили тему. В паб зашла пара наших старых школьных друзей, и мы немного поболтали с ними. Но пока мы пили и смеялись, в моем мозгу прорастало зерно надежды, зароненное Аннели. Моя давняя мечта, которую я задвинула в самый темный угол своего сознания, пробудилась ото сна, зевнула и начала протирать глаза.
На следующий вечер мы отправились в уотерсфордский клуб «Ромео и Джульетта». Мы даже не предполагали, что Лука тоже будет там.
Марк искренне раскаивался.
— Дорогая, я так виноват перед тобой. Прости меня, пожалуйста, — говорил он за завтраком, сжимая мои руки между коленями. Было воскресное утро, и у нас оставалось всего несколько часов на то, чтобы посмотреть скалы Мохера, после чего нам нужно было возвращаться в нашу повседневную жизнь. Я чувствовала себя усталой, и мне очень не хватало Луки. Я выдернула руку и начала размешивать сахар в чашке с чаем. На дворе моросил дождь.
— Я просто не смог уехать. Все были не так пьяны, как я ожидал, и Стив постоянно пересчитывал нас, чтобы убедиться, что никто не откололся от коллектива. Поверь, я не смог уехать.
— Не смог так не смог, — сказала я. Мне действительно было все равно.
— Лив, прошу тебя, не говори так.
— Я всего лишь хотела сказать, что не обижаюсь на тебя.
— Поверь, мне больше всего на свете хотелось быть тут, рядом с тобой.
— Все нормально, Марк. Я все понимаю.
— Что-то случилось? Скажи мне, что произошло?
— Ничего.
— У вас все в порядке? — К нам подошел молодой хозяин гостиницы с подносом, полным аппетитных тостов. Под его глазами залегли темные тени. Он слишком много работал, а тут еще маленький ребенок и все такое прочее.
— Все замечательно, спасибо, — успокоила я его.
— Планируете куда-нибудь поехать?
— Мы собираемся посмотреть скалы Мохера.
— О, вам там понравится. Это очень красивое место. Только там всегда слишком много туристов.
— Ничего, мы привыкли к туристам, — сказал Марк.
— Как жаль, что вам надо уезжать. Вы обязательно должны приехать сюда еще раз.
Марк широко улыбнулся.
— Непременно приедем. Правда, дорогая?
Я тоже попыталась улыбнуться.
— Возможно.
В то утро мной снова овладела апатия. Когда Марк пошел расплачиваться за гостиницу, я забралась в уютную широкую кровать накрылась одеялом и впала в оцепенение. Вернувшись, Марк тоже залез в постель и навалился на меня. Его холодные руки ласкали мое тело, горячее дыхание обжигало ухо, а я просто лежала, глядя в потолок через его массивное белое плечо и ждала, когда он кончит. Наконец он застонал, вздохнул и начал покрывать поцелуями мое лицо, шепча ласковые слова, но я не верила в то, что все было чудесно и замечательно. Я ничего не почувствовала — ни облегчения, ни избавления от горя. Я снова погружалась в бездонный колодец одиночества. Пока Марк собирал наши вещи и прибирал в комнате, я неподвижно лежала на своей половине кровати, уставившись в стену. Потом Марк помог мне выбраться из постели и усадил в арендованную машину. Предполагалось, что я буду сверяться с картой, чтобы мы не заблудились, но мне было лень сделать над собой даже такое незначительное усилие. Вместо этого я смотрела в окно на залитые дождем окрестности. Мы проезжали мимо мокрых скал и вересковых пустошей, древних памятников и современных одноэтажных домов, окруженных садами с аккуратно подстриженными деревьями. Я тосковала по Луке. Каждый вдох, каждый удар сердца напоминал мне о нем. Марк включил радио. Какой-то слушатель интересовался, почему ирландцы все реже посещают церковь по воскресеньям. Я не помню, что ему ответили, но все церкви, мимо которых мы проезжали, были окружены тесно припаркованными машинами — громоздкими, массивными внедорожниками, принадлежащими солидным семейным людям. Марк вел машину очень осторожно, и это меня раздражало. Мне не хватало бесшабашности Луки, скорости, на которой он проходил крутые повороты, его манеры убирать руки с руля и вести машину локтями, одновременно прикуривая сигарету и рассматривая карту или доставая мобильник из заднего кармана брюк. Я вспоминала, как Лука включал радио и покачивал головой в такт музыке, если передавали песню, которая ему нравилась (а его вкусы были весьма разнообразны). Если звучал рок, его голова начинала раскачиваться вверх и вниз, а длинные волосы падали на лицо. Я не могла забыть его широкую открытую улыбку и смеющиеся глаза.