Love of My Life. На всю жизнь - Страница 32

Когда объявили о прибытии поезда, это стало огромным облегчением для всех нас. Мы вышли на платформу, и я помогла Линетт занести в вагон багаж, которого было на удивление мало.

— Пообещай, что будешь звонить мне раз в неделю! — выкрикнула мать.

— Обязательно, — пообещала раскрасневшаяся от возбуждения Линетт, высовываясь из окна. Я подошла поближе, стала на цыпочки и поцеловала ее в щеку.

— Будь молодцом, Лив, — прошептала моя сестра. — Пойми, все проходит и все меняется, и как бы тебе ни было плохо и тяжело, ты всегда должна помнить о том, что и это тоже пройдет.

— Я не хочу, чтобы ты уезжала, — расплакалась я.

— Перестань, — сказала Линетт. — Посмотри на это с другой стороны. Теперь моя спальня, моя одежда и мои диски в полном твоем распоряжении. Разве не об этом ты всегда мечтала?

— Нет, — продолжала рыдать я. — То есть да, я хотела, но…

Безошибочно почувствовав, что я уже вошла в роль и начинаю играть, Линетт прижала палец к губам.

— Пиши мне, Лив. Сообщай обо всем, что у вас происходит. И еще, Лив, пожалуйста, не делай ничего такого, чего бы не сделала я.

— Хорошо, — шмыгая носом, пообещала я и отошла в сторону, чтобы мать могла еще раз обнять на прощание свою хорошую дочку.

В ту минуту я действительно собиралась сдержать свое обещание. И некоторое время мне это даже удавалось.

Глава 18

В свой первый рабочий день в университете я пришла вовремя. Причем, несмотря на раннее время, я отлично себя чувствовала и была в прекрасном настроении, что для меня было большим достижением. Накануне, в субботу, я села в автобус и поехала в центр Уотерсфорда. Там я купила узкую и длинную, почти до щиколоток, коричневую юбку, которая великолепно смотрелась с моими ботинками, а также несколько джемперов с открытым воротом. Теперь мне было в чем ходить на работу. Коричневый цвет я выбрала не случайно. С одной стороны, он был модным, с другой — в нем было что-то академическое. Я выпрямила волосы, покрыла ногти бледно-розовым лаком и положила в сумочку такие нужные вещи, как кошелек и упаковка салфеток.

Я понимала, что мне невероятно повезло с работой в университете, и не собиралась упускать свой шанс. В моем нынешнем состоянии я бы не смогла работать в офисе. Я бы просто не выдержала обычных в таких местах сплетен и бесконечных разговоров о политике. И уж конечно я бы ни за что не справилась с работой, которая предполагает общение с клиентами. Перспектива необременительной деятельности в тихой комнате, где кроме меня будет только нелюдимый профессор, выглядела очень привлекательной. Я понимала, что большую часть дня мне придется тупо перепечатывать чужие записи, но, по крайней мере, предмет исследования профессора был мне знаком и интересен. Я заполнила все необходимые анкеты и договорилась о том, чтобы зарплату перечисляли на мой банковский счет. Я не нуждалась в деньгах. Для меня имело значение только то, что мне наконец удалось разорвать замкнутый круг и преодолеть ту вязкую апатию, в которую я погрузилась после смерти Луки.

Любой ребенок, который вырос в Уотерсфорде и ходил там в школу, знал о Мариан Рутерфорд и ее влиянии на литературу девятнадцатого века. А что уж говорить о тех, кому посчастливилось жить в Портистоне, где буквально каждый камень был каким-то образом связан с ней и облагорожен ее талантом. Каждый год, в августе, в нашем городке проходил литературный фестиваль, на который съезжались гости со всех концов света. Они ходили по памятным местам, слушали лекции о творчестве Мариан Рутерфорд и пили вино с писателями, поэтами, отставными политиками и знаменитостями разного калибра. Я неоднократно пыталась уговорить Луку съездить на один из этих фестивалей, потому что искренне интересовалась всем, связанным с единственной знаменитой дочерью Портистона (пусть даже не родной, а приемной). Но Лука смеялся и говорил, что на самом деле мне просто хочется потолкаться среди известных людей. Возможно, он был прав. Он всегда был прав.

В 8.50 утра в понедельник я уже стояла на ступеньках исторического факультета. Дженни появилась ровно в девять.

— Вы рано, — сказала она, отпирая двери.

— Профессор попросил меня быть пунктуальной, — ответила я.

— Старый лицемер! Он почти никогда не приходит раньше десяти. Заходи. Я поставлю чайник.

Я сидела в приемной, пила чай, слушала болтовню Дженни и чувствовала себя ужасно неловко. Мне не терпелось поскорее приступить к работе, но дверь в кабинет профессора была заперта, и мне ничего не оставалось, кроме как ждать.

Дженни было двадцать лет, у нее были очень короткие волосы и бойфренд по имени Юсуф, который изучал медицину и любил свою работу диджея. Дженни относилась к той категории людей, которые никогда не испытывают недостатка в темах для разговора и не нуждаются в ответных репликах. Меня это вполне устраивало. Мне было совершенно неинтересно то, что Дженни проколола пупок и занесла инфекцию, а также то, что ее соседка по комнате — лживая корова, которая постоянно берет без спроса ее вещи. Но эти рассказы не мешали мне сидеть и думать о Луке. Пока я грезила наяву, Дженни в очередной раз сменила тему и перешла на профессора. Я слушала ее без особого интереса. Мне уже было понятно, что она не в восторге от своего шефа. Нарисованный ею портрет можно было свести к одной фразе — сварливый, лишенный чувства юмора отшельник.

— Наверное, — продолжала Дженни, — он не всегда был таким. Но после того как жена то ли бросила его, то ли умерла, то ли еще что-то, у него просто крыша поехала. Меня от него в дрожь бросает. Ты понимаешь, что я имею в виду? И не только меня. На твоем месте никто не задерживался дольше нескольких недель. Твоя предшественница вообще продержалась всего три дня.